— Хорошо бы водички, умираю от жажды, — умоляюще сказал Юрис.
— Сейчас принесу.
Марта провозилась с ними все утро: сделала перевязку, дала лекарство, принесла еду, воду, свечу. Артур, как мог, помогал ей. Их руки то и дело соприкасались в темноте, и он чувствовал, как дрожат ее пальцы; порой их лица оказывались в такой близости, что у него начинала кружиться голова. В эти мгновенья ему казалось, что и их ссора, и эта война, и этот подвал — всего лишь дурной сон. Вот сейчас он откроет глаза и проснется на старой мельнице. Но из этого состояния его вывел хриплый голос Грикиса:
— Вам пора уходить, — сказал он Марте.
— Да. — Она неохотно поднялась. — Не беспокойтесь, этим погребом у нас не пользуются. Отец категорически запрещает.
— А сам?
— Очень редко. Знаете, с протезом…
— На всякий случай присмотрите за ним. Чтобы не сунулся сегодня. — Юрис хотел сказать поделикатнее, а получилось грубо — отчаянно болело раненое плечо, кружилась голова, во рту отдавало горечью.
Но Марта не обиделась.
— Я понимаю, — тихо сказала она. Не волнуйтесь.
— И сами будьте осторожны.
— Хорошо.
Хозяйка ушла. Они долго сидели молча, каждый по-своему осмысливая создавшееся положение. Наконец, Артур укоризненно заметил:
— Мог бы с нею и повежливее. Как-никак она нам жизнь спасла.
Грикис неуклюже повернулся, заскрипел от боли зубами.
— Плохо? — наклонился к нему Банга.
— Боюсь, как бы тебе не пришлось нас обоих отсюда вытаскивать.
— Он немец? — не удержался Артур.
— Наш человек… Отто Грюнберг.
— Как все это случилось?
Юрис молчал — то ли ему было плохо, то ли не хотелось вспоминать — и когда Артур решил, что так и не дождется ответа, тот неторопливо заговорил:
— Он выполнял задание, мы прикрывали. Что-то у него там сорвалось. Завязалась перестрелка, его ранили, притом серьезно. Что делать? Того и гляди, помрет. А ему нельзя помирать, понимаешь? И вспомнил я, что есть здесь врач, в тюрьме у нас работал, все демократа из себя корчил. Мы к нему. Он было ни в какую. Пришлось припугнуть, естественно. Ну, сделал, что полагается, мы в машину…
— Вы были с машиной?
— Да. — Грикис сокрушенно вздохнул. — Глупость, конечно, дикая. Никогда себе не прощу. Нам бы затаиться или ползком, а мы на рожон, как бараны. Только высунулись из города — за нами погоня. Мы сюда, а здесь пост. Решили проскочить сходу — двух парней наповал, меня в плечо и в голову — хорошо хоть мозги не вышибло. Едва добрался до леса… Раненого на закорки… Как ушел, сам не понимаю.
— И ко мне? — Артур слушал друга, затаив дыхание.
— А куда было деваться? Я здесь, кроме тебя, никого не знаю.
— Я не в том смысле. Как нашел меня? Ты же не знал, где я живу.
Юрис устроился поудобнее, нехотя ответил:
— Знал.
— Откуда?
— Бывал уже здесь как-то.
Неприятная догадка промелькнула в голове у Артура.
— Проверяли меня, что ли? — с обидой спросил он.
— Ну, проверяли, не проверяли, а так, на всякий случай… Сейчас, брат, за доверчивость дорого платят. А потом, знаешь… Ты не обижайся — они и не таких обламывали.
— Но ты же не мог допустить, что я?..
— Не хотелось, конечно.
и считали его предателем, поэтому так долго не выходили на связь. Он вдруг потерял власть над собой и крикнул:
— А ты знаешь, что они со мной сделали?
Грикис резко толкнул его ногой.
— Ты что, спятил? Орешь, как сумасшедший. Знаю.
— Откуда?
— Какая тебе разница? Есть у нас в полиции свой человек, он и предупредил. Этот прием Спруджа знаю — психологическая обработка: мол, жизнь каждого из вас зависит только друг от друга.
— Да, он мне так и сказал: «В случае чего, заживо закопаешь и Лаймона, и мать».
— Этот гад умеет держать слово.
Артура словно окунули в холодную воду — он невольно вспомнил о матери. Что же с нею будет, если Спрудж выполнит свое обещание? Что предпринять и как выбраться из этой затхлой могилы, как увести мать от беды?
Юрис почувствовал его состояние, участливо похлопал по колену:
— Будем надеяться на лучшее. В нашем положении отчаяние страшнее пули. Думаю, Спрудж просто припугнул, я даже уверен в этом.
От его слов Артуру стало немного легче: не то, чтобы он поверил и успокоился, просто появилась хоть какая-то надежда.
— Как же ты решился сюда? Если знал, что за мной следят.
— Выхода другого не было — я бы и сам загнулся, и его погубил. На мое счастье сторож спал.
— Бруно, — невольно вырвалось у Банги.
— Что?
— Да так… Знакомый, говорю. Все меня стерег. Ты его чем, ножом?
— Ножом.
Артур молчал, потом смущенно спросил:
— Страшно убивать человека?
Грикис ответил не сразу.
— Как тебе сказать… Понимаешь, бывает так, что думать не приходится. А в общем, конечно, страшно. Слушай, ты не мог бы отодвинуться чуточку в сторону — что-то я неважно себя чувствую.
Банга нащупал в темноте руку товарища.
— Ты горишь…
— Есть маленько.
— Давай я вылезу туда, в «предбанник», а ты ложись.
— А если?..
— Не волнуйся. — Он надавил на камень — тот легко подался. — Видишь, даже не скрипит. Успею…
— На кой черт ему этот погреб, если он им не пользуется? — раздраженно сказал Грикис.
— Кажется, я догадываюсь, — рассмеялся Артур. — Это Озолс после пожара придумал. На всякий случай. Перегородил погреб пополам — и вся недолга: один для отвода глаз, другой тайник. И сундучок тут же. Я на нем сидел. В прошлый раз он чуть не сгорел.
— А-а… Крестьянский банк. Не пришло бы ему в голову пересчитать свои капиталы. Кстати, все забываю спросить: как зовут хозяйку?