Долгая дорога в дюнах - Страница 94

— В подвале.

— Давно?

— Черт его знает. — Грикис щелкнул зажигалкой, и Артур невольно вздрогнул при виде этих двух людей. У них были зеленые, безжизненные лица, опухшие, искусанные до крови губы, глаза светились лихорадочным блеском. — Около суток, — поднося часы к глазам, сказал Юрис. — Наверху облава.

— Как его зовут?

Артур догадался, что спрашивают о нем.

— Артур Банга.

— Тот самый?

— Да.

— Что с ребятами?

Грикис не ответил.

— Пакет у тебя?

— У меня.

— Ты ранен?

— Да.

— Идти сможешь?

— Вряд ли.

— Что будем делать?

— Не знаю, дождемся ночи.

Артур обреченно подумал: видно, и вправду дело дрянь, если Юрис не сможет идти. Но это было еще полбеды. Он не знал главного. Даже, если бы Грикис мог двигаться — идти было некуда. Явки в Риге раскрыты. Здесь, на побережье, тоже все провалилось. Маленькие подпольные, оставленные для работы в тылу врага группки почти сразу же перестали существовать. Конечно, не будь они ранены и обессилены, они нашли бы какое-то решение: отсиделись бы в лесу, двинулись к линии фронта. Но сейчас, на грани жизни и смерти, в самом центре облавы, под ненадежной крышей, эти трое вряд ли могли на что-то надеяться.

Грикис вновь щелкнул зажигалкой, посмотрел на часы, непристойно выругался.

— Спокойно, — негромко и вместе с тем властно приказал «немец» — так Артур окрестил его про себя.

Юрис дунул на огонь, притих. Они не обмолвились больше ни словом до тех пор, пока не пришла Марта.

— Живы? — отодвигая камень, спросила она. — Извините, раньше никак не могла.

Мужчины задвигались, оживились — таким долгожданным и желанным было ее появление. Артур с новой силой ощутил: никого у него не было в жизни дороже. Разве только мать… От этой мысли стало еще страшнее. Не за себя — за нее.

— Ну что там? — обыденно, без тени волнения спросил Грюнберг.

«Ох и нервы у человека», — позавидовал Банга.

— Не знаю. — Марта зажгла свечу и в слабом отблеске ее лицо казалось по-детски растерянным и виноватым. — Облава будто бы кончилась, но немцы еще не ушли.

— Посторонние в доме есть? — Только сейчас до Артура дошло, что Отто и Марта разговаривали друг с другом по-немецки.

— Теперь уже нет. Я потому и ждала.

— Что будем делать? — Отто попытался приподняться, но тут же со стоном бессильно рухнул на пол.

Грикис выругался.

— В том-то и дело, — с глухой яростью сказал он. — И я сегодня не ходок.

Несколько минут слышалось тяжелое дыхание раненых да слабое потрескивание свечи. Неожиданно заговорил Артур:

— И все-таки надо уходить. Здесь оставаться нельзя. Рискуем мы не только собой.

— Что же ты предлагаешь? — раздраженно повысил голос Юрис. — Выбраться из погреба и попросить, чтобы подали к подъезду санитарную машину?

Артур не обиделся, спокойно ответил:

— Есть у меня одно местечко, я там после армии отсиживался. Глухомань и люди отличные. Если бы добраться…

— Далеко отсюда? — превозмогая боль, спросил офицер.

— Километров сорок, сорок пять.

Грикис насмешливо присвистнул: ничего, мол, не скажешь — остроумное предложение, но рыбак остался невозмутим.

— Добраться бы до реки, — вслух размышлял он, — да знать бы, что лодка на месте.

— Что за лодка? — так, между прочим, полюбопытствовал Отто.

— Для себя прятал, на всякий случай.

— А до реки далеко?

— Километра два, не больше.

— И что, прямо по воде до самого места?

Артур улыбнулся.

— Нет, конечно. Но там уж что-то придумали бы.

— Это верно, — согласился Грюнберг.

— Что верно? — снова вскипел Грикис. — Ты сначала из погреба выберись. Два километра, — передразнил он Артура. — По воздуху полетим или под землей продеремся?

— Да, тут есть над чем поразмыслить, — Отто все внимательней присматривался к парню. — Говоришь, глухомань и люди отличные?

Артур молча кивнул.

— Тогда сделаем вот что, — неожиданно заключил раненый, пойдешь один, разведаешь, приглядишься. Если сможешь, заберешь нас отсюда, не сможешь… Как говорится, спасибо и на том.

— Я вернусь, — взволнованно сказал Банга.

— Не сомневаюсь, — слабо улыбнулся Отто. — Только будь осторожен. Надеюсь, вы поможете ему уйти и вернуться? — обратился он к Марте и неловко пошутил: — У вас только две возможности избавиться от нас: или выдать немцам, или помочь убраться.

Ее ресницы обиженно задрожали, Отто сокрушенно вздохнул:

— И положение дурацкое, и шутки дурацкие. Уж простите нас, солдафонов. Мы утром слышали ваш разговор с отцом. Надеюсь, у вас хватит сил продержаться еще сутки? Хотя бы сутки. Если он не вернется, мы не станем злоупотреблять гостеприимством, клянусь честью.

— Ну что вы… — смутилась Марта.

— То, что вы для нас сделали, это… — раненый умолк на полуслове, до крови закусив губу, как ни старался он овладеть собой, сдержаться уже не мог: короткие, надсадные стоны вырвались из его груди. По всей видимости, боль стала нестерпимой, и трудно было понять, как он крепился до сих пор.

Артур беспокойно поднял голову, с тревогой вслушиваясь в зловещую тишину ночи. Мурашки побежали по спине: что если и наверху слышно, что творится здесь, в подвале? Понимает ли Марта, какой подвергается опасности? Он предостерегающе обвел взглядом товарищей, решительно поднялся:

— Надо действовать, а не ждать у моря погоды.

Грикис не ответил. Он смочил в воде полотенце и приложил ко лбу раненого. Наконец, Отто с усилием открыл глаза, сказал слабым голосом: