Рихард мельком взглянул на него, проговорил с неприкрытым раздражением:
— Сбегайте за моим тестем. Немедленно. Скажите ему — это очень важно. И еще: позаботьтесь о завтраке — у нас будут гости.
— Много?
— Нет, два-три человека. Хорошо бы достать свежей лососины.
— Постараюсь. Что еще?
— Все, идите.
Секретарь ушел, Лосберг опустился в кресло, долго сидел, не шевелясь, безразлично перебегая взглядом с предмета на предмет. Он прекрасно знал, что в этой жизни ничто не дается даром, за все надо платить. Но всякий раз, рассчитываясь со своими новыми друзьями и хозяевами, безмерно страдал. От юношеских честолюбивых планов давно не осталось и следа. Теперь самым сокровенным стало желание выбраться из капкана, в который он попал, и как можно меньше замараться. Это было непросто: те, кому он служил, стремились совсем к обратному. Они хитро оплетали его все новой паутиной, не оставляя ни малейших шансов на избавление. Вначале у него просили только информацию, ничего больше, затем рейху потребовались рабочие руки, много рук, и он волей-неволей включился в эту работу, убеждал земляков последовать его советам. Сегодня от него требуют участия в облаве, а что будет завтра? Сознавать собственную безысходность было невыносимо.
Лосберг до хруста в суставах сжал пальцы и вдруг заметил коньяк, которым совсем недавно потчевал Лоре. Неуверенно потянулся к бутылке, слегка плеснул в бокал, подумал и налил до краев, залпом выпил. Отдышался, смахнул навернувшиеся слезы, снова налил.
Когда пришел Озолс, встревоженный неожиданным вызовом, Лосберг был уже под крепким градусом. Старик удивленно посмотрел на зятя:
— В чем дело, Рихард?
— А-а… Дорогой тесть… Не хотите ли за компанию? — хозяин вяло ухмыльнулся и так лихо плеснул в бокалы, что коньяк разлился по столу.
— С чего бы это — ни свет, ни заря? Зачем вы меня разбудили?
Лосберг пьяно наморщил лоб, как бы припоминая, а для чего он, действительно, поднял человека с постели, тревожно вслушался в ночь.
— О-о, господин староста. Нам с вами оказана высокая честь — мы приглашены на охоту. И какую… Королевскую. Друг на друга.
— Какая охота? О чем вы? Я ничего не понимаю…
— Не понимаете? — Рихард встал, качнулся, с силой оттолкнул кресло. — Вы счастливый человек, дорогой мой тесть. Я вам искренне завидую. — Подошел вплотную к Озолсу, посмотрел ему прямо в глаза. — А действительно, зачем так много латышей, да еще в одном месте? Не проще ли перестрелять и перерезать друг друга? Зато уж те, кому посчастливится выжить, станут, наконец, настоящими немцами. Разве это не честь?! Разве из-за этого не стоит?..
— Я ничего не понимаю, Рихард, — чуть не плача проговорил Озолс. — Объяснитесь, пожалуйста.
Лосберг залпом осушил бокал, заговорил неожиданно трезвым голосом.
— Через час-полтора здесь начнется облава. Повальная. Будут брать всех подозрительных. Кстати, вашего соседа в первую очередь.
— Артура? — Озолс подался вперед.
— Да. И нам с вами приказано участвовать самым непосредственным образом. Вам понятно, что это значит?
— Да, — едва слышно выдавил из себя Озолс.
— В таком случае, действуйте. — И, словно сбросив с себя непосильную ношу, Рихард устало опустился в кресло. — У вас есть еще время.
— Вы полагаете, мне следует?.. — Старик беспомощно топтался на месте.
— Все, что счел нужным, я сделал, — холодно отрезал зять. — Теперь ваша очередь. Впрочем, делайте, что хотите. Все равно, рано или поздно вы перервете друг другу глотки. — И он демонстративно отвернулся, рывком подвинув к себе бутылку.
Манфред Зингрубер с осунувшимся от усталости лицом, но все такой же вылощенный и внешне невозмутимый, беседовал со следователем Спруджем.
— Как вы на него вышли? — спросил майор.
— Интуиция. И немного везения, — скромно произнес новоиспеченный сотрудник гестапо. Вообще-то я его и раньше знал. Мы вместе трудились в Рижской центральной тюрьме.
— Лоре? Не сын ли он этого… Ну, такой рыжий детина? Судовладелец, кажется?
— Он самый.
— И что, папаша не мог обеспечить наследнику более приличного занятия?
— Черт их знает. Это шокировало всех.
— Может, он красный?
— Кто, сын? — Спрудж презрительно усмехнулся. — Типичный интеллигентский слизняк. Сам хирург, но писал диссертацию по психологии заключенных. Позер, болтун, амеба. Ненавидел нас, боялся красных — они с папашей все из себя что-то корчили. Гляжу, а этот ученый уже здесь околачивается. В Риге, значит, нашкодил и давай сюда — с глаз подальше. Думаю: черт с тобой, в случае чего, все равно не уйдешь.
— И что же?
— Я же говорю, интуиция. Как только началась облава, я к нему на квартиру и… точно. Он даже халата снять не успел.
— Как же вы их упустили? При вашей хваленой интуиции и хватке? — насмешливо спросил Зингрубер.
Спрудж искоса взглянул на майора, промолчал.
— Когда это случилось?
— В час ночи.
— То есть, совсем недавно. Далеко, да еще с раненым, они уйти не могли.
— Конечно, они где-то здесь, на побережье. Думаю, было бы целесообразно… — Он не договорил, потому что в комнату вошел высокий обер-лейтенант и, щелкнув каблуками, обратился к Зингруберу:
— Господин майор, срочное сообщение. — Немец недоверчиво покосился в сторону Спруджа.
— Докладывайте! — разрешил Зингрубер.
— Господин майор, несколько минут назад в районе рыбачьего поселка машина с неизвестными, переодетыми в форму наших солдат, на полном ходу проскочила контрольный пункт. Организовано преследование.