— Какому Артуру? — Рихард сознавал бессмысленность вопроса, но все-таки спросил.
— Банге, кому же еще?..
— Кто такой Банга? — Манфред с любопытством посмотрел на Рихарда.
— Да так. Один знакомый.
Зингрубер хотел еще что-то спросить, но в последний момент передумал — на Рихарде не было лица.
— Еще кого взяли? — Лосберг устало прикрыл глаза.
— Лаймона Калниньша. Помните такого? Высокий, голубоглазый. При Советах комсомолом у них заправлял. Фрициса Спуре…
Озолс закрыл глаза и чуть было не застонал от боли. Память то и дело возвращала его к событиям прошлой ночи. После неудавшейся попытки выручить Артура — кстати, только теперь до него дошло, насколько опасной и беспомощной была эта затея — он даже не смог бы ответить, на что рассчитывал. Скорее всего его поступок можно было бы объяснить нервным перенапряжением или попросту временной невменяемостью — Якоб вернулся домой и, обессиленный, прямо в одежде, повалился на постель, Лежал и тупо смотрел в темноту. Все ему было настолько безразлично, что он даже не услышал громкого стука’ в дверь. Когда же, наконец, включил свет, на пороге стоял Аболтиньш со своими верными дружками.
— Прошу простить, господин староста, — слащаво ухмыляясь, проворковал тот, — как говорится, примите и распишитесь. — Эффектно отошел в сторону, открывая стоящего за ним Фрициса Спуре. — Рабочая красная гвардия вернулась в родной поселок. — Иди! — Трактирщик толкнул прикладом старика.
Проходя мимо Озолса, Спуре на миг встретился с ним измученным умоляющим взглядом. Но староста отвел глаза…
— Ну! — с усмешкой подошел к Фрицису Аболтиньш. — Расскажи господину старосте, как ты воевал. Где твоя русская винтовка?
Старик молчал.
— Говори, сволочь! Где остальные? Кто ушел на лодке? — шагнул к Фрицису Зигис. — Лодку-то для Банги, небось, припасли?
Спуре беззвучно шевельнул сухими губами. Зигис неожиданно, резким взмахом, ударил его по лицу.
— Господа, не надо так, — попытался вступиться Озолс.
Но последовал второй удар, третий, и Фрицис бессильно рухнул на пол. Зигис схватил его за ворот рубахи, рывком поднял:
— Говори, сволочь!
— Прекратите! — вдруг осмелел Озолс. — Вы в моем доме, а не в полицейском участке.
Аболтиньш вынул из кармана пачку папирос, закурил, пыхнул дымом чуть ли не в лицо Озолсу.
— Хорошо, староста. Мы пощадим твои слабые нервы. Только распишись и дай лопату. Чтобы все закончить красиво.
Озолс вздрогнул, будто только теперь осознал страшный смысл всего происходящего.
— Ничего я подписывать не буду, и никаких лопат у меня нет! — истерично взвизгнул он.
Трактирщик смерил его презрительным взглядом, перекинул папиросу из одного угла рта в другой, процедил сквозь зубы:
— Что ж, хотели как лучше. Будешь закапывать собственноручно.
Едва за ними захлопнулась дверь, как во дворе раздался выстрел, Аболтиньш выполнил свою угрозу.
— Тебе нехорошо? — наклонилась Марта к отцу.
— Нет, ничего…
Какое-то время в машине стояла гнетущая тишина. Затем Рихард спросил у Озолса:
— Вы не справлялись насчет моей просьбы?
— Насчет предприятия? — немного оживился старик. — Как же… И даже думаю, что нашел. Помните старую льняную фабрику? Она совсем близко от поселка находится километра три, не больше будет.
— Это та, что в лесу? Каменные бараки?
— Да. Мне кажется, очень удобно. Как вы заказывали. И близко от поселка, и в то же время в сторонке. В лесу. Есть помещения, дорога…
— Вариант, действительно, интересный. Сегодня же покажете, — подал голос Манфред.
— Здоровый ты, как бык — вот, что я тебе скажу. Лаймон намочил тряпку в ведре, положил на лоб Артуру. — Другой бы уж загнулся давно, а у тебя уже жар спадает. Эх, если бы йоду или хоть водки — раны прижечь!
— Брось… — отмахнулся Артур. — На кой черт теперь?
Он лежал в углу подвала, на охапке сена. Свет едва сочился из крохотного оконца под потолком.
— Я все об одном думаю, — рывком приподнялся Артур. — Как мы прохлопали? Не догадались… Немцы немцами, а свое дерьмо первым поплыло.
— Лежи, не крутись! — придержал его Лаймон. — Кровь пойдет, где я тряпок найду?
— Кровь… Кровью за науку платим. И все из-за меня… Если бы…
— Ладно. Если бы да кабы… — Лаймон погладил шершавый цемент стены. — Хранилище-то когда закончили?
— Весной. Хотели к маю сдать, к празднику — не вышло. — Артур чему-то улыбнулся. — Марцис тут со своей бригадой — все в ударники лез, на премию напрашивался. Ну и получилось тяп-ляп. Я ему такую премию всыпал! Заставил переделывать…
— Молодец! На совесть сработано, — хмуро похвалил Лаймон. — Хорошая стенка, крепкая. — И спросил тревожно: — Чего они нас тут держат? Ты можешь понять? Не бьют, не допрашивают… Вроде как забыли.
— Не волнуйся. Когда понадобится — вспомнят.
— Хорошо пока вместе. А рассадят? Они на любую подлость горазды.
— Ты это к чему?
— Так, на всякий случай. Чтоб всегда — одной стенкой…
Он хотел еще что-то сказать, но запнулся под свирепым взглядом Артура.
— Съездил бы я тебе… Заладил со своей стенкой. Первый день, что ли, знакомы?
Лаймон молча провел ладонью по цементу:
— Да, стенку ты поставил хорошую. Мышь не проскочит.
Старая фабрика представляла собой унылое строение из серого камня, одиноко торчавшее посреди леса. Скользнув взглядом по замшелым стенам, выбитым окнам, Лосберг оглянулся на Манфреда. Тот стоял возле автомобиля, внимательно слушая доклад офицера саперной части. Неподалеку от них следователь Спрудж попыхивал папироской. Да, да, именно Спрудж. Он постарел, обрюзг, но вместе с тем это был все тот же, уверенный и знающий себе цену, Спрудж.