Долгая дорога в дюнах - Страница 65

— Нет, что вы. Я обычно устаю от безделья.

— А у меня почему-то ни к чему душа не лежит. — Она положила пряжу на скамейку.

— Вам, вероятно, опять нездоровится?

— Мы однажды за черникой ходили, детьми еще… — глядя куда-то вдаль, задумчиво заговорила она. — Кустик за кустиком, тропка за тропкой… Отбилась я от своих, заблудилась, не знаю, куда идти. Вдруг чувствую, земля подо мной, как живая. Шевелится и не пускает, за ноги держит. Не за что ухватиться, опереться не на что. И так страшно — кругом лес красивый, солнце, птицы поют… А ты стоишь и гибнешь.

Старик помолчал, выколотил трубку.

— На чужбине человека часто посещают грустные мысли. Вы, видно, очень переживаете разлуку с родиной.

— Я так ждала сына, так радовалась, дни считала. А теперь? Что его ждет? Неужели так никогда и не увидит он родной земли?

— Не надо терять надежду, фрау Лосберг.

— И об отце тревожусь. Я же ничего не знаю. Вдруг с ним случилось что-нибудь страшное?

— Бог с вами, фрау Лосберг. Зачем такие грустные мысли?

— Столько всего пишут в газетах — не знаешь, чему и верить. Как вы думаете, господин Шольце, неужели у нас там действительно так уж плохо?

— Что вам сказать? Газеты есть газеты.

— Да, нигде не добьешься правды. Знаете, я по ночам плохо сплю.

— Луиза мне говорила.

— Когда мужа нет, я радио слушаю. Тихонько так, чтобы Эдгара не разбудить. — Марта сделала паузу и вдруг призналась: — Позавчера услышала страшную вещь. Лондон передавал. Один поляк рассказывал — беженец из Варшавы. Он говорил, будто в Польше ваши солдаты убивают мирных жителей — женщин, стариков, детей… Увозят в концлагеря, морят голодом, истязают… Как вы думаете, неужели все это правда?

— Не знаю, фрау Лосберг. Я маленький человек и далек от политики. Радио почти не слушаю. А работы столько, что и газету иной раз почитать некогда.

Шольце спрятал трубочку, поднялся, взял метлу.

— Надо всегда верить в лучшее, фрау Лосберг. Верить и ждать. — И, ссутулившись, пошел по аллее — больной, доброжелательный старый человек.

По лесной дороге, подпрыгивая на колдобинах, мчался мотоцикл. Андрис Калниньш он был все в той же милицейской форме с двумя кубиками в петлицах — сидел за рулем. Второй милиционер, в коляске, заботливо прижимал к животу туго набитый портфель. Выехав из лесу, мотоцикл свернул к поселку и остановился у домика Банги.

— Подожди, я скоро, — слезая с седла, сказал Андрис, забрал у милиционера портфель, поднялся на крыльцо. — Гостей принимаете? — весело спросил он, входя в комнату Артура. — Здорово!

Артур и Фрицис Спуре поднялись из-за стола, на котором был разостлан план угодий поселка, поздоровались.

— Ну, как идет дело? Со скрипом?

— Сами знаете, — пожал плечами Артур. — У кого землю отрезаем — ругаются, кому даем — радуются. А в среднем, как говорится, температура нормальная.

— Только с Петерисом опять балаган получается. То земли ему мало, то земля не та, — улыбнулся Фрицис Спуре.

Калниньш лукаво подмигнул:

— Это его Эрна накручивает. Ох, и сквалыжная баба.

— Или Озолс, — подхватил Спуре. — Их сам черт не разберет.

— Черт-то не разберет, а вот вам придется разобраться. Чтоб не получилось так: вроде бы излишек земли у Озолса взяли, а он при нем и остался. И Петерис опять же из батраков по своей собственной глупости не вылезет. Где у вас список?

Артур протянул листок. Андрис пробежал его взглядом, удовлетворенно кивнул:

— Кажется, все по-хозяйски. Ладно, если у вас порядок, тогда получайте.

Он раскрыл портфель, вытряхнул на стол нескольку пачек денег. Это были новенькие советские купюры различного достоинства, червонцы — с портретом Ленина, с изображением герба СССР. Первые советские деньги в Латвии.

— Аванс твоим рыбакам. Сболтнул, что еду сюда, попросили отвезти. Распишись. Четырнадцать тысяч пятьсот двадцать рублей.

— По триста на нос? — быстро подсчитал Спуре. — Сколько же это будет в латах?

— Столько же и будет. И запиши себе — за зарплатой и авансом будешь приезжать шестого и двадцать первого числа каждого месяца.

Артур задумчиво разглядывал купюры с портретом Ленина.

— Союз Советских Социалистических Республик. Прямо не верится. Ведь это и мы тоже. В голове не укладывается.

— Ничего, уложится, — деловито сказал Спуре, отсчитывая пачку червонцев. — Распишись за первую зарплату.

— Ну я поехал, бывайте здоровы! — Калниньш закрыл портфель.

— Может, мне с вами в уезд махнуть, матери что-нибудь купить? — спросил Артур, засовывая деньги в карман старенького кителя, висевшего на спинке стула.

— Мне еще в два поселка. Если хочешь, на обратном пути заеду. А где мать, почему ее не видно?

— Сегодня же суббота. Она у отца на кладбище. Каждую субботу дотемна там сидит.

Артур пошел проводить Калниньша. Уже у мотоцикла Андрис негромко спросил:

— Слушай, как все-таки быть с Озолсом?

— А что?

— Да момент, понимаешь, тревожный. Ты же знаешь эту историю с нападением на отряд. Тех бандюг до сих пор не выловили. А где гарантия, что такие, как Озолс, останутся в стороне? Может быть, лучше его обезвредить?

— Не знаю, я бы его не трогал. Не пойман — не вор. И ни к чему нам лишние разговоры, будто новая власть сводит старые счеты.

— Смотри, председатель, тебе на месте виднее.

Подошел милиционер, приветственно тронул козырек фуражки:

— Оказывается, здесь капитаны рыбачат. — Он с уважением оглядел морской китель Артура.

— Да какие там капитаны… — смутился Банга. — Старье донашиваю.