Был он по-домашнему прост, грузен и совсем не страшен. Лысый, усталый, замороченный службой и семейными делами человек. Артур опустился на привинченный к полу табурет, ожидая вопросов. Он выглядел постаревшим на несколько лет. Но следователь будто забыл о нем, молча листал бумаги.
— Итак, Банга, вопрос все тот же, — наконец заговорил он. — Что вы передали в Риге продавцу газет в киоске у входа в Верманский парк двадцать третьего июля сего года?
— Я никому ничего не передавал. Только купил газету. «Спорт», кажется.
— Глупо, Банга. У нас же в руках факты. Продавец арестован, взят с поличным. Установлено, что он служил почтовым ящиком для нелегальщины.
— Но при чем тут я?
— Не торопитесь. Так когда вы покупали газету? Двадцать третьего? Прекрасно.
Следователь полистал папку, вынул из нее номер «Цини» со статьей, отчеркнутой красным карандашом.
— Ну вот… А тридцатого числа того же месяца в подпольной газете «Циня» появилась эта статья… Видите? — следователь протянул Артуру газету.
Тот взял ее, но смог прочесть только заголовок — от волнения строчки прыгали перед глазами.
— Обычная красная демагогия об эксплуатации наших несчастных рыбаков, — продолжал следователь, забирая у него газету. — Но самое интересное — почти все факты взяты из жизни вашего поселка. Ну, что вы на это скажете?
— Откуда мне знать? Я ее не писал.
— Правильно, Банга. Это ваше первое правдивое слово. Писал-то другой, а вы… вы, может, и не знали, что он вам подсунул. Какую свинью подложил. И вы еще выгораживаете этого мерзавца.
— Уверяю вас, господин следователь, вы ошибаетесь. Никто мне…
— Мы здесь не для того, чтобы ошибаться. В конце концов и без вас найдем анонимного автора. Но жаль, что вы так и не захотели нам помочь. — Следователь закрыл папку, аккуратно завязал тесемку. — Итак, Банга, мы с вами расстаемся.
Артур внимательно посмотрел на него.
— Да, да. Мне вы больше не нужны. Но должен вас огорчить — домой вы попадете не скоро. Вами заинтересовалась уголовная полиция.
Артур напрягся, предчувствуя новую ловушку.
— Довольно неприятный сюрприз. Понимаете, они подозревают вас в поджоге дома некоего Озолса.
— Это подлость, — невольно вырвалось у Артура. — Применять такие методы…
— Подлость, Банга, скрывать государственного преступника от заслуженной кары.
Артур подавленно молчал.
— А насчет методов я вам скажу так… Знаете, в уголовной полиции большие тугодумы. Допустим даже, что вы не виноваты. Впрочем, это тоже надо доказать. А пока они разберутся — ох, сколько времени пройдет за решеткой. Подумайте, с какой репутацией оттуда выйдете? Вы это хорошо понимаете?
Артур молчал.
— Ну, так будете нам помогать?
— Нет.
— Что ж. Тогда пеняйте на себя.
Рихард снова зашел в комнату Марты. Она была еще бледна, но выглядела уже лучше. Во всяком случае спокойнее. Рядом с ней стоял столик, уставленный лекарствами. Стрельнув в ее сторону коротким настороженным взглядом, Лосберг преувеличенно бодро сказал:
— Я вижу, тебе сегодня значительно лучше.
Она не ответила. Рихард продолжал:
— Доктор говорит — еще немного, и ты сможешь встать с постели. — Он улыбнулся, стараясь казаться беспечным. — Не забудь — мы в долгу перед нашими гостями. Они так и не посидели за свадебным столом.
Ее глаза медленно наполнились слезами.
— Не надо, Рихард. Мне врач все рассказал сегодня. Клянусь тебе… Я ничего не знала. Глупо, конечно, но… не знала…
Лосберг попытался прервать ее объяснение:
— Марта!
Но она, не слушая, продолжала взволнованно:
— Я уйду… Уйду из твоей жизни! Никто никогда не узнает… Прости… — она не сдержавшись, зарыдала. — Да, я любила. И ты знаешь кого. Но обещаю тебе…
Он проглотил комок, сам, еле сдерживаясь, заговорил глухо:
— Марта, родная, поверь… Ты пришла ко мне такая, как есть. Я тебя никогда ни о чем не спрашивал и никогда не спрошу — клянусь! Все твое стало теперь моим — отныне и навсегда. Ты слышишь?
За окнами домашнего кабинета адвоката Крейзиса, задрапированными шелковыми портьерами, маячили в ноябрьском тумане шпили рижских соборов. Крейзис сидел в глубоком, покойном кожаном кресле с рюмкой ликера в руке.
— Одного не пойму. На кой черт тебе сдались хлопоты об этом рыбаке.
— А как бы ты поступил на моем месте? Он мне жизнь спас. И потом — Марта… Сам понимаешь…
— Ох уж эти сантименты… Между прочим, твой Банга попал в довольно неприятный переплет.
— Уверяю тебя — к поджогу дома он не мог иметь никакого отношения.
Крейзис поморщился:
— При чем тут поджог? Он просто обозлил политохранку. И, по-моему, не без основания.
— Исключено, Освальд. Артур — простой парень…
— Они все выглядят простыми, — с неожиданной злобой сказал Крейзис. — Я бы таких на фонарях вешал. Чему ты ухмыляешься?
— Я? — рассеянно отозвался Рихард, разглядывая пузырьки в бокале шампанского. — Я, понимаешь, думаю… какое же мы все-таки дерьмо…
— Ого!
— Да, да, Освальд. Дерьмо. Со всеми нашими деньгами, связями, приличными манерами, образованием… С идеями, наконец.
— Рецидив студенческого фрондерства? — усмехнулся Крейзис. — Или флирт с социалистами?
— Нет, Робеспьер из меня не получится. Я добропорядочный современный буржуа до мозга костей… Но вот этот самый Банга… Это — латыш. Упрется — буйволом не свернешь. На таких и держится нация. А мы… можем только болтать о своих принципах, убеждениях, национальном достоинстве. Да и то… пока не коснется шкуры.