Долгая дорога в дюнах - Страница 33

Рихард молча, вопросительно смотрел на него.

— Кризис, слава богу, миновал. Вы разрешите? — доктор взял со стола сигару, закурил. — Да, миновал… но положение еще весьма сложное. Тем более, что профессор Блюменталь подтвердил мои опасения. Но не будем отчаиваться — все мы в божьих руках. Так что наберитесь терпения.

Врач вышел. Рихард в тяжелой задумчивости походил по кабинету, остановился у зеркала, еще раз взглянул на свое заросшее, почерневшее лицо, криво усмехнулся:

— Значит, говоришь, миновал? — и вдруг с такой яростью хватил кулаком по зеркалу, что стекло разлетелось вдребезги.

Следователь полистал лежавшую перед ним папку, устало провел ладонью по глазам, спросил сидевшего по другую сторону огромного стола Акменьлаукса:

— Так вы говорите очень даровитый юноша?

— Удивительные способности, господин следователь, — горячо подтвердил учитель. — В физике, математике — особенно. Первым учеником закончил нашу школу. Блестяще занимался в морском училище.

— Похвально, похвально, — одобрил следователь, продолжая листать дело.

— Очень любознателен, много читает, трудолюбив. До этого печального инцидента ни в чем дурном не был замешан. Конечно, я его не оправдываю, он вел себя неразумно, но… если учесть его состояние, молодость, горячность… — Акменьлаукс достал бумагу, протянул следователю. — Вот тут прошение, подписанное почти всем поселком. За правдивость изложенных фактов ручаюсь честью.

Следователь бегло посмотрел прошение:

— Это весьма похвально, господин учитель, что вы принимаете близко к сердцу дела своих земляков. — Он откинулся на стуле, внимательно поглядел на Акменьлаукса. — Непохвально другое. Непохвально, что вы, человек, призванный воспитывать и наставлять добру и разуму, сами подаете своим ученикам дурные примеры.

— То есть? — нахмурился Акменьлаукс. — Я вас не понимаю…

— Очень жаль, — вздохнул следователь. — Во время ареста этого «даровитого» юноши вы попытались воспрепятствовать действиям полиции, подстрекали людей… Полицейские указывают на это в донесении.

— Но, позвольте, у них не было даже ордера на арест.

А вы всегда справедливы по отношению к своим ученикам? Вы никогда не допускаете отдельных отклонений? — жестко перебил его следователь. — Но это еще не все. Затем в тот же день после отъезда полицейских вы устроили в поселке настоящий митинг.

— А, вон что, — усмехнулся Акменьлаукс. — У вас уже и на меня заведено досье. Только за то, что попросил своих же земляков написать это прошение.

Следователь насмешливо посмотрел в его сторону:

— Я понимаю, вам хотелось бы именно так истолковать дело. Но, по счастливой случайности, мы немножко в курсе и ваших поступков, и ваших взглядов. Вы довольно смело отклоняетесь от учебной программы, утвержденной министром. Допускаете любопытное толкование известных исторических событий.

— Я до сих пор наивно полагал, что вопросы преподавания находятся в компетенции министерства просвещения, а не полиции. Извините, если я ошибся.

— И очень жестоко ошиблись. Если министерство не может уследить за такими, как вы, то, поверьте, мы своих детей в обиду не дадим. Нам вовсе не безразлично, какими идеями вы их потчуете. Вам ли затевать хлопоты о «даровитых» юношах? Ступайте, господин учитель! И мой вам добрый совет: будьте благоразумнее. А то как бы за вас самого не пришлось кому-нибудь хлопотать.

Он вошел к Марте — подтянутый, выбритый, улыбающийся. Но она этого не заметила. Обложенная со всех сторон подушками, Марта пристально разглядывала потолок.

— Доброе утро! — бодро сказал Рихард. — Ну, как самочувствие?

— Благодарю, мне лучше, — безучастно ответила Марта, продолжая изучать лепной плафон вокруг люстры. Голос у нее был слабый, чуть слышный. Лицо — как у восковой куклы. — Мы, кажется, поменялись ролями? Впрочем, я и тогда доставляла вам хлопоты…

Лосберг. болезненно передернулся и обернулся, будто за ним стоял еще кто-то.

— Пустяки. Стоит ли говорить о таких мелочах?

— Ну как же? — вяло улыбнулась она. — А вдруг умерла бы под вашей крышей. Хороша гостья!

Рихарду стало не по себе при этом «вы», но он сдержался.

— Мы злоупотребляем вашим гостеприимством, господин Лосберг, — с виноватой улыбкой продолжала Марта. — Но я надеюсь, отец скоро закончит дом и тогда…

— Вам никуда не надо переезжать, — мягко сказал Рихард и взял ее руку. — Вы дома.

— Правда? Мы уже дома? — она слегка приподняла голову, оглядываясь вокруг. И вдруг сдвинула брови, что-то с трудом припоминая. — Да, да, конечно… Я, кажется, перепутала… — Марта жестом попросила Лосберга нагнуться и едва слышным шепотом спросила: — Это правда, что я ваша жена?

— Да, Марта, — изо всех сил стараясь казаться спокойным, подтвердил он, — ты моя жена.

— Я твоя жена… — Она вдруг рванулась и села на постели — губы закушены до крови, в глазах отчаяние, схожее с безумием.

— Марта! — Рихард попытался уложить ее на место, но было поздно — она билась у него в руках, рыдания душили ее. — Доктор!

Врач вбежал в комнату.

— Я же просил вас!.. — Он бесцеремонно оттолкнул Лосберга и склонился над больной.

По железной, похожей на корабельный трап лестнице медленно спускался Артур, сзади гремел подковами конвоир. Он вел Бангу со второго этажа четвертого корпуса Центральной тюрьмы на допрос. Доставив арестованного в кабинет следователя, конвоир вышел — щелкнул замком запираемой двери.

— Садитесь, Банга! — мягким, усталым голосом пригласил следователь, перелистывая страницы в разложенной перед ним папке с делом.