— Вы даже не знаете, что принесли.
Аккуратно спрятал телефонограмму во внутренний карман куртки и большими шагами направился к поджидавшим его товарищам. Девушка видела, как рыбаки шестами сдвинули лодку за ближнюю мель, как она, вздымая за кормой буруны, ушла в открытое море. Лодка удалялась, постепенно превращаясь в крохотную точечку на горизонте, а она все стояла и стояла на берегу. Морские брызги оспинками оседали на ее лице. Тугой ветер трепал выбившуюся из-под косынки прядь волос.
И только вернувшись домой, уронив голову на руки, она позволила себе беззвучно заплакать.
— Ну, что ты, маленькая? Ну, перестань, успокойся, — пыталась утешить ее Бирута.
— Он поцеловал меня… — сквозь всхлипывания бормотала девушка. — В щеку… В щеку, как сестру, как ребенка, как куклу. Он и собаку поцеловал бы в морду… Если бы она принесла ему этот… — Илга запнулась на секунду и все же выкрикнула со злостью: — Этот проклятый адрес.
— Илга, так нехорошо. Марта не виновата, что ты…
— Я тоже не виновата, что люблю его.
— Успокойся, — уже строго сказала Бирута. Это твое несчастье. А у них… Впрочем, у них тоже счастья еще не было.
Постукивая мотором, лодка скользила с волны на волну уже далеко в открытом море. Берег с его дюнами остался где-то там, за пеленой серого тумана. Артур полулежал, облокотившись на сети, укрывшись за высоким бортом от ветра и брызг. В который раз он перечитывал строки заветной телефонограммы, пытаясь мысленно увидеть на карте эту самую Тагинскую область, представить себе это далекое-далекое село. И лишь когда рядом с ним опустился на сети Марцис, он снова спрятал листок в карман.
— Приятное сообщение получил, директор? — толстяк закурил, протянул пачку Артуру.
Тот молча взял папиросу.
— Секретничаешь? — криво усмехнулся Марцис. — Большим начальником заделался, теперь на старых друзей можно и наплевать?
— Ты что, — изумился Артур. — С цепи сорвался? Или не добрал вчера?
— Добрал, не добрал — мое личное дело. А вот когда из меня дурака делают… Снасть ему, видите ли, проверить надо. Я такую снасть, — он пнул сапогом сеть, — еще у деда своего видел. Скажи прямо, какого черта с нами увязался?
Артур несколько раз крепко затянулся, невозмутимо спросил:
— А чего это ты занервничал, мешаю?
— Я же сказал — не люблю, когда из меня идиота делают. Собственными руками, мозолями своими… пашу, как проклятый, и не могу позволить взять себе пару рыбин? Что это за порядки?
— Пару? Если бы пару… — Артур видел, что к их разговору прислушиваются остальные.
— Будете, значит, каждый кусок у нас во рту считать? — распалялся толстяк.
— Ты что? — помрачнел Артур. — Неужели не понимаешь, что сегодня значит наша рыба? Людям жрать нечего.
— А иди ты!.. Людям… Мне когда-нибудь кто-нибудь помогал? Думаешь, они обо мне вспомнят, твои люди? Ульманис обещал рай, немецкого порядка на своей шкуре хлебнули… А теперь? Когда же жить по-человечески?
— Да ты, я вижу, философ… Сам додумался или братец подсказал?
— Хеньку не трогай. Ты купил мне лодку? Горючее ты мне дал? То-то. Командовать все горазды.
— Лодка хорошая. Интересно, на какие шиши куплена. Не слыхал я раньше, чтобы у тебя в Риге родня была. Да еще такая состоятельная.
— Эх, дружище, собачья у тебя должность. Уж не только в рот заглядываешь — по чужим карманам начинаешь шарить. Не там ищешь — свою рыбу мы сдаем.
Илга сидела в доме Бируты за обеденным столом, проверяла ученические тетради. Хозяйка уже лежала в постели, но не спала, листала книгу. За окном шумел осенний ветер, доносился все нарастающий рокот прибоя. Илга подняла голову, тревожно вслушалась.
— Мне страшно, — сказала она, глядя в окно, за которым уже темнела ночь.
— Чего? — оторвалась от книги Бирута.
— Ну, как же… Сидим себе в тепле, а они там… — Учительница зябко повела плечами. — Я для него никто. Между нами ничего нет и никогда ничего не будет, А я с ума схожу — как он там, в этом море?
— Привыкнешь, — спокойно сказала Бирута. — Когда мой отец уходил за рыбой, и мама еще жива была…
— Что, неужели не волновалась?
— Конечно, волновалась. Только уж так жизнь устроена — кого-то ждешь, за кого-то волнуешься.
— Ты сильная, — со вздохом сказала Илга.
Бирута улыбнулась, грустно посмотрела на подружку:
— Нет, малыш, просто я больше твоего ждала. — И совсем тихо добавила: — Да не дождалась.
А в это время среди бескрайней темной круговерти волн плясал крохотный огонек. Огромные валы вырастали то слева, то справа, норовя обрушиться на утлое суденышко с его выбивающимся из сил экипажем. Они вздымали лодку на самый гребень и тут же низвергали в пучину, валили с боку на бок, зарывали носом в воду. Филипсон яростно крутил маховик, мотор то заводился, то снова глох. Хенька — он был за рулевого — пытался держать лодку против волны, но ее кренило с борта на борт.
— Давай руль, — с трудом подобрался к нему Артур.
— Что, комиссар? — зло ощерился Генрих. — Боишься, не туда завезу?
— Думаю, ты и сам туда не торопишься. Отдай руль.
Очкарик оскорбленно поджал губы:
— На своей лодке будешь командовать… А здесь…
Он не договорил — волна захлестнула их, едва не сбив с ног. Ошалев, Хенька выпустил штурвал, испуганно ухватился за борт. Банга перехватил руль, последним усилием выровнял лодку.
— Что, — взбешенно обернулся он к захлебывающемуся очкарику, — рыбацкой ухи захотелось? Ну, хлебай.
Марцис и Филипсон, бросив возиться с безнадежно заглохшим мотором, поспешно вычерпывали из полузатопленной моторки воду.