— Что вы имеете в виду? — уточнил Артур.
— Ну… Сначала проверяете, потом внедряете?
— А разве может быть иначе?
Хенька посмотрел ему прямо в глаза, усмехнулся, лениво бросил Марцису:
— У тебя там еще осталось?
— А как же… — Марцис, словно фокусник, выхватил из-под стола нераспечатанную бутылку.
— Не-не, — предостерегающе поднял руку Артур, — с меня достаточно. Вот вернемся с моря, тогда, пожалуй… Хорошо бы Филипсона позвать. Ты же его знаешь, — обернулся он к Марцису. — В таких делах никто с ним тягаться не может.
Марцис, удрученный тем, что компания разваливается на глазах, досадливо буркнул:
— Что уж теперь… Тащи, кого хочешь.
В театре шла репетиция музыкальной постановки. Эдгар с восхищением смотрел туда, где в сиянии яркого света толпа людей в диковинных костюмах пела, плясала и вообще вытворяла невообразимые вещи — он впервые попал в театр. В зале было пусто и тихо. Только рядом с Эдгаром сидели мать и Александр Ефимов. Музыка внезапно оборвалась — артисты на сцене остановились. Дирижер постучал палочкой по пульту и громко сказал:
— Еще раз — оттуда же. Медная группа, не слышу си бемоль.
Снова зазвучала музыка, снова все пришло в движение, артисты задвигались по сиене, и снова Эдгар окунулся в волшебный, чарующий мир театрального чуда.
— Можно мне поближе подойти, посмотреть? — спросил он Марту.
— Что ты, нельзя, — приструнила мать.
— Пусть подойдет, ничего страшного, — улыбнулся Ефимов. — Только тихо, а то нас всех прогонят.
Эдгар на цыпочках пошел по проходу к сцене. Снова оборвалась музыка, застыли на местах артисты. Марта тихонько рассмеялась.
— Что? — наклонился к ней Александр.
— Ничего. Вдруг подумалось — как тут все просто. Постучал палочкой — и можно начинать сначала.
Ефимов пристально посмотрел на нее:
— Отец огорчен, что вы не увидите премьеру, — осторожно сказал он. И добавил с мягкой улыбкой. — Старик очень гордится нашим театром. Считает его чуть ли не лучшим в Сибири.
В глубине оркестровой ямы, освещенный маленькой лампочкой с пульта, сидел в своих роговых очках Петр Никодимович и самозабвенно исполнял партию на фаготе. Так же самозабвенно, положив голову на барьер, смотрел на него Эдгар.
— А мы увидим премьеру, — неожиданно сказала Марта.
Александр удивленно вскинул глаза, пытаясь осмыслить услышанное, но Марта, не шелохнувшись, смотрела на сцену.
— Я решила остаться здесь, — продолжала она. — Насовсем. Я долго думала… Не могу я вернуться туда… Хочу все отрезать, понимаете? Все. И начать сначала. — Она помолчала, жестко добавила: — Фамилию тоже сменю. Тем более, что возвращаться мне некуда да и не к кому.
Ефимов помолчал, затем осторожно сказал:
— Я думал, вы сильнее. Во всяком случае, мне так казалось.
Она резко выпрямилась, горько произнесла:
— А вы считаете, легко заново ворошить память? Каждому объяснять, доказывать… И ему… — Марта взглядом показала на Эдгара.
— Еще раз! — сердито закричал дирижер. — Что такое сегодня с валторнами? Не слышу вас.
Музыканты устало завозились на своих местах, перелистывая в обратном порядке ноты. Петр Никодимович, улучив момент, ласково подмигнул Эдгару. Мальчик тоже мигнул в ответ. А Марта сидела нахмурившись, задетая словами Александра за живое. Он почувствовал это.
— Простите, я не подумал… Поймите, я только рад вашему решению. И сделаю все, чтобы вы были счастливы.
Он сказал это так искренне, с такой болью, что она см
— Знаете, я хочу взять фамилию Артура. Хочу, чтобы сын носил фамилию настоящего отца. Правильно?
Ефимов опустил глаза, потер в волнении колено — пальцы дрожали — и, не поднимая головы, ровным голосом ответил:
— Правильно. И справедливо. Хотя это будет очень и очень нелегко. Что ж, попробую помочь.
Они замолчали и долго смотрели на сцену, где звучала музыка, картинно маршировали артисты, где было весело и светло, а у них самих на душе было так же тревожно и темно, как в этом пустом и холодном зале.
Налетевший с моря ветер бил в лицо бегущей по берегу Илге, трепал выбившиеся из-под косынки волосы. Казалось, вот-вот вырвет и унесет зажатый в ее руках листок бумаги.
— Артур! — захлебываясь ветром, крикнула она. — Артур!
Но он не слышал. Согнувшись под тяжестью сети, в высоких рыбацких сапогах Банга шагал по неспокойной воде к пляшущей на волках лодке. Там уже копошились Марцис, очкастый Хенька и Филипсон — пожилой, кряжистый рыбак с неторопливыми, размеренными движениями. Глухо застучал мотор, окутав все вокруг густым, зловонным дымом, закричали, забазарили чайки, повиснув над головами белыми хлопьями снега. Бросив сеть в лодку, Артур хотел перемахнуть через борт, но его неожиданно остановил Марцис:
— Оглянись, директор… Или ее тоже прихватим за компанию?
Банга обернулся и только сейчас заметил Илгу — девушка стояла у самой кромки воды, подняв над головой листок, и что-то кричала.
— Что там? — делая шаг навстречу и перекрикивая шум ветра, спросил он.
— Телефонограмма.
— От кого?
— От Калниньша.
— Читай!
— Здесь какой-то адрес — больше ничего.
Он испуганно замер на месте и, словно ему стало больно смотреть на свет, прикрыл глаза. Девушка неуверенно прочла:
— Тагинская область, Верхнетачинский район, село…
Дальше Артур не слушал. Он бросился к берегу, выхватил у учительницы бумажку, торопливо пробежал ее глазами и вдруг, к изумлению Илги, схватил ее на руки и закружил в сумасшедшей пляске. Затем бережно опустил на песок и нежно поцеловал в щеку.