Долгая дорога в дюнах - Страница 15

— Якоб! — испуганно озираясь на дверь, Эрна уперлась ему локтями в грудь. — Якоб, опомнись! Якоб… — попыталась было оттолкнуть, но вдруг поняла, что из этого ничего не выйдет — уж слишком неравными были их силы, — заговорила ласковым, медовым голосом: — Вечером, миленький, вечером.

Смысл ее слов медленно, с трудом дошел до сознания Озолса: он нехотя отпустил женщину, багровый и потный сел на стул, какое-то время разглядывал ее исподлобья затуманенными глазами.

— Смотри же, вечером! Не забудь.

— Не забуду, — Эрна дрожащими руками расставляла на столе тарелки.

— Не забудешь? — И вдруг расхохотался, словно сказал что-то необыкновенно остроумнее.

Вошла Марта. Отец пугливо покосился в сторону девушки и, стараясь скрыть смущение, пробурчал:

— Моя дочь вечно опаздывает. Как и твой муж, Эрна. Где хлеб?

Кухарка торопливо протянула ему темно-коричневый каравай, раздраженно крикнула в распахнутую дверь:

— Петерис, ну что ты там копаешься? — Подождала, пока тот займет свое место, разлила суп, присела рядом с супругом. Некоторое время слышались лишь стук ложек да аппетитное чавканье мужчин.

— Ты, Петерис, к жене своей претензий не имеешь? — неожиданно спросил Озолс.

Петерис так и застыл с ложкой у рта, испуганно обмерла и Эрна. А Озолс продолжал:

— А я имею. Опять суп недосоленный.

Эрна облегченно вздохнула, подала солонку:

— На всех не угодишь, хозяин.

Озолс высыпал в тарелку щепоть соли. Марта заметила:

— Я читала, папа, что в твоем возрасте солью злоупотреблять не надо.

Озолс набычился:

— В моем возрасте… Дай бог всем быть такими в моем возрасте.

Снова наступила пауза, которую теперь уже нарушил Петерис:

— А твой парень-то — хват, — обратился он к Марте. — В поселке только и разговоров про него.

Девушка невольно улыбнулась, а Петерис продолжал:

— Гляди, еще медаль получит.

Озолс окинул толстяка ненавидящим взглядом, бросил Эрне:

— Мясо давай! Заснула, что ли?

Кухарка бросилась к плите, подала блюдо с жарким, Она делала мужу какие-то предостерегающие знаки, но тот, словно ничего не замечая, продолжал:

— Говорят, молодой Лосберг хочет в газете напечатать про твоего Артура.

Хозяин с грохотом отшвырнул тарелку:

— Что ты заладил, как попугай, — твой Артур, твой Артур! В сваты, что ли, нанялся?

Петерис пожал плечами:

— Да я что? Люди говорят.

— Люди, — зло передразнил Озолс. — Поменьше сплетен таскай.

— Кто, я?

— Ты, именно ты. Дурак!

Петерис изменился в лице, отодвинул тарелку, медленно поднялся:

— Ну, спасибо, хозяин, накормил.

— Дурак и есть дурак, — уже не владея собой, повторил Озолс.

Петерис хотел что-то ответить, открыл было рот, но решительно вмешалась Эрна: подошла к мужу вплотную, едва слышно проговорила:

— Убирайся!

Тот побагровел, посмотрел на жену налитыми кровью глазами, грубо оттолкнул в сторону.

Муж уже давно был за порогом, а Эрна все стояла, охваченная предчувствием беды — гнетущая тишина воцарилась в комнате. Наконец, ни на кого не глядя, глухо проговорила:

— Ладно, мне коровник чистить.

— Иди, — так же глухо согласился Озолс. Он подождал, пока захлопнется дверь, раздраженно повернулся к дочери: — Ну вот что, дочь… мне все это надоело!

— Что именно, отец? — Марта побледнела, но говорила спокойно и с достоинством.

— Пора бы за ум взяться — не девчонка уже. Ладно, детьми бегали…

— А что изменилось?

— Соображать надо. Даже глупая птица, и та свою пару знает. Не сватается ворон к голубке.

— Артур не ворон, отец. Он человек, и ты напрасно…

— Да делай что хочешь! Ты уже взрослая. Только сердце кровью обливается. Думаешь, мне добра жалко? Мне тебя, дурочку, жалко. Да и не простит он тебе ни ума твоего, ни богатства. Сам же первый когда-нибудь и попрекнет.

— Не меряй всех на свою мерку, отец. — Девушка порывисто поднялась из-за стола и бросилась вон из комнаты. Озолс испуганно крикнул вслед:

— Марта, вернись!

Она выбежала на крыльцо и едва не столкнулась с Рихардом.

— А, спасительница. Здравствуйте! — приветливо кивнул он, — Я теперь в молитвах поминаю вас вместе с Артуром. — Заметил ее расстроенное лицо, смущенно умолк. — Простите…

Марта молча прошла мимо, направилась в сад. Рихард растерянно топтался на крыльце.

— Вы ко мне, господин Лосберг? — спросил вышедший вслед за Мартой Озолс.

— Да, но… я, кажется, некстати?

— Ничего, проходите.

Они вошли в кабинет Озолса.

— Нелегко растить девочку без матери, — вздохнул хозяин. — Так чем могу быть полезен?

Да все история с этой яхтой. Вытащить мы ее вытащили, а идти на ней нельзя, мачта сломана. Отбуксировать надо в яхт-клуб. Не дадите на пару дней моторку?

— О чем разговор? Мы же соседи. Как здоровье вашего отца?

— Спасибо, немного лучше. Все-таки морской воздух ему на пользу. Так когда можно взять лодку?

— Хоть сейчас.

— Вы очень любезны. — Заметил на столе фотографию Марты, потянулся к ней. — Вы позволите? У вас очень красивая дочь, господин Озолс.

Якоб взял фотографию из рук гостя, вгляделся, растроганно ответил:

— Молодые все красивые, — самодовольно улыбнулся. — А ведь похожа на меня, а?

Тишину и теплынь подарила в тот год рыбакам ночь праздника Лиго. По берегу реки пылали костры, озаряя воду багряной рябью, вокруг них веселились кто как мог. Пели, пили, плясали, с визгом и хохотом гонялись за девчатами, чтобы по обычаю похлестать их стеблями осоки по голым ядреным икрам.