— Я от майора Потапова. Моя фамилия Банга.
— А-а, отпускник. До Верхнетачинска? — натянуто улыбнулся Богин. — Невезучий ты мужик. Уважу, думал, человека, сделаю для Кости Потапова доброе дело… Так нет… У нас все — не как у людей. Приперли два ящика каких-то инструментов. Я их было послал… Да куда там — знаешь, какую вонь развели! Даже из обкома звонили. А ты садись, будем знакомы — Богин. У тебя жена в самом Верхнетачинске?
— Село Кедрачи, — угрюмо ответил Артур. — Теперь уж какая разница.
— Разница? — усмехнулся Богин. — Еще километров сто. И отпуска всего десять суток?
— Уже девять с половиной, — не моргнув, соврал Артур.
— Невезуха. — Богин встал, подошел к окну, постоял там, раздумывая, как помочь человеку, затем вернулся к двери, крикнул в коридор: — Ивашин, ты здесь? Зайди на минутку.
В кабинет вошел тот самый флегматичный парень, который курил у входа.
— Слушай, — обратился к нему Богин. — Возьмешь до Верхнетачинска, а? — он показал на Артура. — Погода вроде бы ничего.
— Что сбросить? — спокойно, без всякого выражения спросил Ивашин. — Почту, лекарства или эти ящик?
— При чем тут ящики? — взорвался темпераментный Богин. — Человека доставить надо. Он жену десять лет не видел, израненный — весь из протезов. А ты — ящики. Ящики — тоже надо. Ты кто, летчик? Или газировкой в парке торгуешь?
Ивашин удивленно посмотрел на командира и тем же ровным, невозмутимым тоном спросил:
— Разрешите готовиться к вылету?
— Разрешаю.
— Папирос возьмите, если курите. И еды, хотя бы суток на трое.
Артур не сразу сообразил, что пилот обращается к нему. А сообразив, вопросительно взглянул на Богина.
— Если шлепнетесь в тайге, ни одна ЧК вас не сыщет, — объяснил Богин. — Ты дополнительным весом пойдешь. С полосы он тут еще выхватит, а там… Не дай бог, вынужденная посадка… Или груз скидывай, или тебя оставляй. Не взлетит ни один пилот. Даже Ивашин.
Прощались они уже на летном поле, возле готового к вылету «кукурузника». Ивашин все с тем же невозмутимо-сонным видом сидел в кабине — эдакий белобрысый сфинкс в пилотских очках.
— Ну что? — Богин протянул Артуру руку. — Счастливо повидать женку. Ни пуха тебе, ни пера. Пошли меня к черту и моли бога, чтобы этот ас не вывалил тебя где-нибудь по дороге.
Затарахтел мотор, завертелись лопасти винта, сливаясь в сплошной диск. И поплыло под крылом бесконечное зеленое море тайги…
… — Кедрачи! — крикнул Артуру Ивашин.
— Что? — не расслышал тот.
— Кедрачи. Колхоз «Красный партизан».
Артур нагнулся и увидел табунок избушек, рассыпанных в тайге. Сердце учащенно заколотилось.
— Хоть прыгай, — застонал он.
— Потерпите, — усмехнулся пилот. — Больше ждали.
— Обидно мимо пролетать.
— Там уж, наверное, пельмени лепят, пироги пекут…
— Не-е, в буквальном смысле с неба свалюсь.
Домики промелькнули и исчезли, внизу снова потянулась тайга.
— Так вы, значит, из Риги? — обернулся Ивашин.
— Ну в общем… да.
— Красивый город. Крыши, как земляника на поляне.
— Бывали в Риге? — обрадовался Артур.
— Не-е, — невозмутимо ответил Ивашин. — Летал в сорок четвертом.
Трудолюбиво жужжа, «кукурузник» нес Бангу все дальше, в глубь таежного края.
По пустынной улице Иркутска двигалась похоронная процессия — солдатские сапоги ступали в ритме траурного марша. Медленно полз обтянутый кумачом и крепом грузовик. Офицеры несли на бархатных подушках ордена. Марта, с притихшим и заплаканным Эдгаром, шла рядом с Петром Никодимовичем. Старик старался идти прямо, поддерживая убитую горем Антонину Сергеевну. Сверкая на солнце, скорбно пели медные трубы.
На кладбище полковник Козырев, тот самый, из Москвы, — он и на сей раз был в штатском — держа в руках шляпу, оглядел собравшихся у могилы людей:
— Мы провожаем сегодня в последний путь, — срывающимся голосом начал он, — подполковника Ефимова Александра Петровича… Нашего Сашу. Трудно поверить, что от нас ушел этот замечательный человек. Верный солдат народа и партии. Здесь собрались близкие люди, боевые друзья Александра Ефимова. Мы все знаем его славный боевой путь. Есть воины, о подвигах которых снимают фильмы, пишут в газетах… Но подполковник Ефимов своей скромной службой внес в дело победы не менее ценный вклад. Об этом свидетельствуют высокие правительственные награды, которые отмечают его героический путь… и которые Саша так редко носил на груди. Прощай, дорогой друг… И спасибо тебе за все, что ты сделал для Родины, для всех нас… Вечная тебе память в наших сердцах.
Солдаты опустили гроб. Эдгар смотрел, как Петр Никодимович на негнущихся ногах подошел к краю могилы, бросил комок земли — она глухо ударила по крышке. Мальчик оглянулся на мать — Марта вслед за другими тоже бросила свою горсть. Тогда Эдгар нагнулся и, набрав полные ладошки земли, испуганно подошел к краю могилы. Офицер поднял руку, пальцы солдат легли на затворы карабинов… Эдгар завороженно смотрел на поднятые в небо стволы — губы мальчика дрожали. Прогремел прощальный залп. Марта прижала к себе ребенка. Она даже не заметила, как к ней приблизился Козырев.
— Вот и все, что осталось от нашего Саши, — тихо сказал он.
— Еще память, — не то возразила, не то поддержала его Марта.
— Память? Козырев как-то странно посмотрел на нее сбоку. — Мы и живых-то поминаем по большим праздникам… — Досадливо крякнул. — Это вон для кого он всегда будет незатихающей болью, — Козырев кивнул в сторону Петра Никодимовича и Антонины Сергеевны. — Жалко мне их — старенькие, больные… А теперь совсем одни.