— Мужнее… — Кухарка брала яйца из огромной корзины, небрежно разбивала их в тесто. — На мужнем разживешься…
— Однако разжилась. Или не на одном мужнем? Свет-то не без добрых людей? — Якоб следил, как Эрна сажала пироги в духовку и, нагнувшись, белела толстыми икрами.
— А тебе жалко, что разжилась? Говорят, мужики сдобных-то лучше уважают.
— У тебя уж не сдоба… — прищурился Озолс, алчно созерцая мощную корму. — Целый каравай!
— Озорник ты… — Эрна кокетливо одернула юбку. — Седина-то, говорят, в бороду…
Лицо Озолса вдруг изменилось — будто и не лоснилось только что похотливо. Словно душа — любящая, тревожная — проглянула сквозь щелки глаз.
— Марта, доченька… — бросился он из кухни, впопыхах опрокинув корзину с яйцами.
— Ну и ну! Яичком попрекнул, — сокрушалась кухарка над глазуньей, расплывшейся на полу.
Весело возвращалась артель с удачного лова. Карбасы чуть не доверху серебрились трепещущей рыбой.
— Давай, Друкис, жми, пока Аболтиньш замок не повесил.
— Не повесит. Он свое за пять верст чует, — Марцис подкинул на ладони увесистую рыбину.
— Артур, что притих? С новенького, учти, двойной спрос.
— Тоже мне — гуляка. Да он сроду в трактире не был. Все за книжками. Капитан!
— Нашел, чем попрекнуть, — обрезал Марциса Спуре. — Сам-то хоть расписаться умеешь?
Артур хотел было ответить насмешнику, но вдруг замер, глядя на берег: там мимо развешенных сетей — он узнал ее сразу — медленно шла Марта. С детства ей помнился их терпкий запах — отдавало водорослями, морем, рыбой. Ветер раскачивал сети, теребил застрявшие в ячейках травинки. Она остановилась на краешке песчаной косы, с ожиданием глядя в море.
Карбасы один за другим подходили к берегу. Над ними с пронзительными криками сновали чайки. Не утерпев, Артур выскочил из лодки — благо, сапоги чуть не до пояса — и в тучах брызг бросился по мелководью к берегу. Она — навстречу. Остановились, не добежав шага. Короткие, кажущиеся незначительными, фразы обрубало волнение.
— Марта! Ты когда приехала?
— Утром еще. Не ждал?
Он не ответил, только радостно смотрел девушке в глаза.
— А я давно здесь жду… Была у твоей мамы… Я же ничего не знала…
Артур молча опустил голову. Она осторожно взяла его большую, твердую ладонь, еле заметно сжала. Почувствовав нежное тепло ее пальцев, парень словно оттаял.
— Надолго?
— Думаю, на все лето.
С лодок уже сгружали рыбу. Огромными деревянными совками черпали живую, шевелящуюся массу, ссыпали в плетеные двуручные корзины. Женщины грузили их на стоящую прямо в воде телегу. И над всем этим — над карбасами, над лошадью, над людьми — белой тучей носились чайки, выхватывая рыбу чуть ли не из рук. Кто-то не выдержал, укорил парня:
— Артур, лодырь чертов! Хоть бы подсобил.
— Оставь. Все равно не слышит, — усмехнулся Калниньш.
— Очумел, что ли?
— Они оба очумели. С пеленок еще.
Озолс все слышал и видел. Он недовольно поморщился, шагнул к молодым людям.
— Слушай, там Марцис карбас разгружает. Один.
— Да, иду, — виновато ответил Артур и заспешил к лодке, на ходу еще раз обернувшись к Марте.
Якоб посмотрел на босые ноги дочери, брошенные на песок туфли, покачал головой:
— Море еще холодное, дочка. И песок тоже.
Марта не ответила. Подняла туфли, пошла. А отец заковылял навстречу телеге. Достав из корзины мелкую рыбешку, швырнул ее обратно:
— Где такой мелочи набрали? Учти, по двадцать сантимов — дороже не протолкну.
— Вчера по тридцать за ящик давали, — рассердился Калниньш.
— Цены устанавливает Рига. Центральное правление. Я ими не командую.
— Ты нам зубы не заговаривай. Центральное правление… Знаем мы твое правление. Дай вам волю…
— Ну что ты за человек, Калниньш? Да кому нужна эта дохлятина? Рынок переполнен. Скажи спасибо, если на рыбзавод протолкнуть удастся.
Калниньш от неожиданности остановился, смерил Озолса ненавидящим взглядом:
— Мы тебе такое спасибо скажем… Ты у нас еще допрыгаешься… Пригрелся на берегу ни холодно, ни мокро.
— А ты забыл, почему я на берегу?
— Пошел-ка ты…
— Нет, ты все-таки ответь.
— Да пошел же, я тебе говорю! — Калниньш настолько недвусмысленно замахнулся, что Якоб невольно отступил в сторону.
— Будь ты проклят! — в сердцах проговорил он и торопливо заковылял к складу, подле которого стоял грузовик с надписью на борту «Акц. об-во «Рыбак»». С него сгружали пустые ящики, кто-то возился с весами.
Стройный корвет, сверкающий белизной парусов, казалось, парил над волнами. Артур задумчиво, с грустью смотрел на маленький кораблик. Рядом стояло еще несколько моделей — его скромная коллекция. Полка с книгами по навигации, старинный секстант, морская карта — атрибуты несбывшейся мечты. Он поправил на модели бизань, снял с вешалки свой форменный китель, смахнул с него пылинку и, надев фуражку, шагнул было к выходу. Но в этот момент в комнату вошел Лаймон.
— Хорошо, что застал тебя дома. Пошли!
— Наши собираются, разговор есть. Как ты считаешь — это честная торговля, если у нас салаку берут по двадцать сантимов за ящик, а продают, знаешь, за сколько? Почему Озолс на это закрывает глаза?
— А что он может сделать? — пожал плечами Артур. — Цены устанавливает центральное правление.
— Тогда зачем мы его выбирали, если он ничего не может? Или не хочет? Держится за свое местечко, с Ригой ссориться не желает. Значит, своя выгода есть.
— Не знаю.
— Вот и я не знаю. Никто его фокусов не может понять. Об этом и разговор. Пошли!