— Было бы что, товарищ полковник, а куда — найдется.
Но командир полка уже отбросил шутливый тон:
— Слушай, Артур, есть просьба. Язык, понимаешь, нужен. Желательно из легионеров.
— Но это же… — удивленно начал было капитан, но за него договорил начальник штаба:
— Пятьдесят километров.
— Время?
— Двое суток.
— Да-а, — озадаченно протянул Артур.
— Кто из твоих может обернуться? — спросил командир полка.
— Товарищ полковник, разрешите лично.
— Какой шустрый! — Полковник скользнул по нему быстрым, испытующим взглядом, переглянулся с Грикисом. — Из тебя еще лекарства не выветрились.
— Товарищ полковник… — Банга стиснул зубы, поднялся. — Разрешите, очень прошу. Это же как в свой дом — первому войти.
Некоторое время в блиндаже было тихо, затем полковник неохотно согласился:
— Ладно. Кого с собой возьмешь?
— Калниньша, Лаукманиса, Соколова, Круминьша, — торопливо перечислил Артур. — Проверенные ребята.
— С вами пойдет один товарищ.
— Какой товарищ?
— Старший лейтенант Горлов. Из корпусной разведки. К вечеру должен прибыть.
— Товарищ полковник, а без няньки никак нельзя? — сдержанно спросил Артур. — Неужели сами не справимся?
— Сами с усами… — проворчал командир полка. — Приказ, капитан. Тебе что, лишний человек помешает?
— Лишний всегда мешает? — угрюмо отозвался Артур. — Не на прогулку идем.
— Повторяю, это приказ. Не нашего с тобой ума дело. И не кипятись — говорят, он в самом деле спец, подметки на ходу отрывает.
— Война не цирк…
— Ладно, давай-ка лучше к столу. Как-никак сегодня Лиго.
Однако Артур повел себя неожиданно странно: заволновался, бросился вон из блиндажа, пробормотав невнятное: «Я сейчас». Сквозь плащ-палатку было слышно, как он крикнул кому-то, и тут же у входа в блиндаж грянула такая знакомая и родная песня. Это был старинный латышский напев, воспевающий вершину лета — тот день, когда все Яны становятся именинниками и все латыши становятся Янами, и двери любого дома, и души открыты для всех, а священный долг каждого хозяина — потчевать гостей молодым пивом и тминным сыром. В землянку вошли трое солдат — на их головах красовались венки из дубовых листьев. Самый большой венок держал в руках Лаймон Калниньш — он был в лейтенантской форме.
— Лиго, Лиго, — пели солдаты, притопывая сапогами.
Лаймон подошел к полковнику и, надевая на него венок, сказал:
— Разрешите поздравить, товарищ полковник. — От всех Янов разведроты.
— Спасибо, ребята, — растроганно улыбнулся командир полка. — Откровенно говоря, я сегодня сам… как не в себе. И дом виден, и праздник этот… Вот смотрю на карту, вроде бы совсем рядом. — Сарма поставил на кружочек с надписью «Рига» пистолетный патрон.
— Мой ближе, — горделиво зарделся Лаукманис, небольшой худенький солдат. — Вот здесь. — Он ткнул пальцем в район Даугавпилса.
— А мне далеко — во-он куда, — тоскливо сказал другой.
Солдаты теснились у карты, водили по ней пальцами, отыскивая родные места.
— А где наш с тобой? — обернулся Артур к Лаймону.
— На карте все близко, невесело усмехнулся тот. — А на пузе…
— Что ж… — Сарма снял и положил подаренный ему венок на карту, подошел к нише в блиндаже, — настоящий Ян должен угощать пивом и сыром, но, увы… — Он достал флягу, потряс ею над ухом.
— Почему «увы», товарищ полковник? Мы не прочь и покрепче, — подал голос Лаймон. — Пиво будем дома пить.
— Тоже верно, — поддакнул Сарма. — Сегодня кружки поднимаем символически, а выпьем, когда вернетесь с задания.
Солдаты сразу притихли.
— Вот так, братцы, — негромко продолжал командир полка. — Приказано взять языка.
— Сегодня? — не сумев скрыть огорчения, спросил Лаймон. — В такой день?
— Пойдете сегодня в ночь, — строго сказал Сарма. — Праздновать будем после возвращения. Сами понимаете. — Полковник сдвинул венок с карты. — Мы вот здесь. А здесь, по данным разведки, немцы составили наших земляков из латышского легиона. Именно отсюда и приказано взять языка.
Лаймон невольно присвистнул:
— Ничего себе. Это же черт-те где…
— Да, это уже территория Латвии, — подал голос молчавший до сих пор Грикис. — Но командованию нужны данные именно о латышских формированиях. В том-то и штука.
Праздничное настроение исчезло. Опять была война, опять в воздухе повеяло ненавистью, кровью и смертью.
Через два часа Артур шагал по лесной тропинке. Нежно и звонко перекликались в пышной листве птичьи голоса, радостно светило солнце, и, несмотря на предстоящую опасность, настроение у Банги было бодрое приподнятое.
— Запомни, Круминьш, ничего лишнего, — втолковывал Артур плечистому голубоглазому старшине. — Лично проверь — не дай бог, что-нибудь звякнет или заскрипит.
— Да что вы, товарищ капитан, впервой, что ли?
— Считай, что впервой. Так еще не ходили. Тут осечку дать нельзя. Насчет разговоров особо предупреждаю: пусть каждый зарубит себе где хочет — умри, а молчи.
— Это вы не нам говорите, — проворчал старшина.
— Почему не вам?
— Да уж… не нам. — Он неодобрительно покосился на заросли боярышника, где винтовочным залпом грохнул хохот. Артур вопросительно посмотрел на старшину и шагнул в кустарник.
На поляне, возле землянки разведчиков, творилась какая-то кутерьма. Бойцы сгрудились вокруг незнакомого чернявого офицера, а в стороне, на пеньке, будто статуя на постаменте, возвышался Лаукманис — почему-то без пилотки и в одном сапоге. Второй сапог, рядом с ремнем от гимнастерки, валялся на траве.