Долгая дорога в дюнах - Страница 102

102

Марта зябко поежилась, представив, как они сейчас уйдут в этот мрак. Артур, угадав ее мысли, подбодрил:

— Ничего, не сахарные. Все как по заказу — ни одна собака не сыщет.

— Возможно, за твоим домом следят, — сказал Грикис.

Артур резко повернулся к нему.

— Да? — вяло переспросил он, отошел к окну, отодвинул занавеску, как бы проверяя, правду ли говорит товарищ. Затем, не оборачиваясь, проговорил с тоской: — Значит, теперь из матери сделали приманку?

— Я сказал — возможно, — попытался смягчить свое предположение Юрис.

— Да, конечно, — механически поддакнул Артур, постоял еще минуту-другую, угрюмо буркнул: — Ладно, пошли.

Он уже распахнул окно, поставил ногу на подоконник, намереваясь сначала помочь выбраться Грикису, потом они вдвоем примут Отто. Но его остановил Грюнберг.

— Погоди, — тихо сказал он. — Надо оглядеться. Тем более, что «возможно», как говорит Юрис.

Артур нетерпеливо возразил:

— В такую погоду и собаку на улице не встретишь.

Но Грюнберг стоял на своем:

— Насчет собак не знаю, а что касается гестапо, я бы с ними не шутил… В любую погоду.

— Ладно, проверю.

Банга лег животом на подоконник, сполз на землю и тут же растворился в темноте, крепко сдобренной шумом дождя и ветра.

— Вообще-то, если он сюда пробрался… — неуверенно начал было Грикис, но Отто холодно оборвал:

— Ничего это не значит. Могли и пропустить.

— Да, конечно. Хотя, в таком случае… — Юрис не закончил мысль, полагая, что и так все ясно.

В комнате воцарилась гнетущая тишина, нарушаемая лишь напряженным дыханием раненых да беспорядочными звуками дождливой, ветреной, грозовой ночи. Марта вспомнила о вещах и продуктах на дорогу, бросилась за ними.

— Вот… Чуть не забыла, — Она опустила на пол большую кожаную сумку.

— Что это? — удивился Грикис.

— Пригодится. Переодеться, поесть…

— Спасибо. — Отто взял ее за руку, слабо притянул к себе. — Знаете, о чем я мечтаю? Сделать для вас что-нибудь такое… Ну… В общем, будем живы… — Неожиданно он запнулся, расслышав в разноголосице грохота, воя ветра и треска за окном что-то необычное. Поднял пистолет — Марта и не заметила, как он оказался у него в руках. Но прошло несколько секунд, и над подоконником показалась голова Артура.

— Давайте, — прошептал он. Помог Грикису выбраться наружу, нырнул в комнату, осторожно, словно ребенка, поднял Отто. — Держитесь за шею. — Подал раненого Грикису, обернулся к Марте. — Ну…

— И это возьми, — подала она сумку.

— Что это?

— Продукты…

Банга хотел было отказаться, но передумал — мало ли как сложится судьба?

— Мешок и веревку.

— Что?

— Надо мешок и веревку. Не могу же я тащить раненого да еще чемодан в придачу.

— Сейчас, одну минутку.

Она бросилась в чулан, но как назло ничего не могла найти. Стала нервно расшвыривать вещи.

— Ну, что там? — нетерпеливо спросил из окна Грикис — его лицо уже было мокрым. — Не тяни.

Наконец, она нашла все, что искала. Артур, не раздумывая, вывернул содержимое сумки в мешок, приладил веревку, соорудив что-то вроде рюкзака, подал Юрису, торопливо обернулся к Марте:

— Ну… — и неуклюже затоптался на месте.

Марта вся напряглась, у нее перехватило дыхание. Даже в темноте стала заметна бледность, разлившаяся по лицу. Вот и все: сейчас он уйдет и больше никогда не вернется… Короткий, похожий на стон, вздох вырвался из ее груди.

— Что с тобой? — Банга едва успел подхватить ее, привлек к себе, заглянул в глаза. — Что ты?

Марта попыталась улыбнуться. Губы скривились, задрожали, глаза, полные слез и тоски, смотрели на Артура с отчаяньем и болью.

— Что с тобой, милая? — повторил он, сам чуть не плача.

— Артур… — задыхаясь, прошептала сна. — Я хочу, чтоб ты знал: кроме тебя, у нас никого на свете… Эдгар… Это твой сын.

Он пристально посмотрел ей в глаза, пытаясь осмыслить это «твой сын».

— Ну, что ты? — раздраженно прошептал за окном Грикис.

— Марта, родная… Артур неуклюже прижался к ее щеке, затем, как бы опомнившись, прильнул к губам, таким податливым и знакомым, до хруста стиснул на прощание в объятиях. — Жди. Что бы ни случилось, жди.

Она не успела опомниться, как Банга перемахнул через подоконник, на секунду появился в проеме окна, громким шепотом повторил:

— Что бы ни случилось…

Она еще долго вглядывалась в ночь, которая плакала навзрыд вместе с нею, слушала угрожающий рокот моря и взволнованный, участливый голос старой подружки липы, ласково прикасавшейся влажными листьями к ее разгоряченным щекам. Сейчас она знала одно: от нее навсегда уходят любовь и счастье, а может быть, и жизнь.

ГЛАВА 17

В добротный блиндаж, в котором разместился штаб полка Латышской стрелковой дивизии, уханье дальнобойных орудий доносилось глухо: чуть заметно вздрагивали язычки пламени двух чадящих «коптилок» в снарядных гильзах, густыми клубами плавал табачный дым, из которого особо выделялся едкий запах махорки. В блиндаже было трое: командир полка — высокий, щеголеватый, смуглый полковник со свежим шрамом на лбу и цепкими, умными глазами. В нем нетрудно было узнать Сарму, бывшего начальника уезда, а позже первого секретаря уездного комитета партии. Вторым был начальник штаба полка Юрис Грикис — у этого на плечах красовались новенькие погоны с двумя просветами и двумя звездочками. Третьим — пожилой рыжеватый ефрейтор, откровенно клевавший носом над телефонными аппаратами.

— Как ты можешь курить эту гадость? — недовольно поморщился командир полка. — Папирос не хватает, что ли?

102